Полномасштабная война Украины против российских захватчиков продолжается уже год. За это время оккуп.
О том, какие планы у россиян относительно нового наступления на Украину, что готовят ВСУ и изменилась ли цель у российского президента Владимира Путина, – ниже в интервью РБК-Украина рассказал секретарь комитета Совета по вопросам нацбезопасности, обороны и разведки, ветеран АТО Роман Костенко.
Полномасштабная война Украины против российских захватчиков продолжается уже год. За это время оккупанты не достигли озвученных целей. Тем не менее, враг продолжает продвигаться по определенным направлениям, пока ВСУ набирают ресурсы для контрудара.
Кроме того, с начала 2023 года западные партнеры предупреждают Украину о начале очередного наступления российской армии, которая накапливает силы у границ и на оккупированных территориях.
Как развивается ситуация на Востоке, кто принял решение держать Бахмут, как будет развиваться наступление ВСУ и каковы планы у российского диктатора Владимира Путина – в интервью РБК-Украина рассказал секретарь парламентского комитета по вопросам нацбезопасности, обороны и разведки, ветеран АТО Роман Костенко (фракция «Голос»).
– После Нового года россияне начали заявлять о «большом наступлении», наши структуры также говорили об определенных наступательных действиях и так далее. Мы также видим, что февраль – это месяц огромных потерь для России. То есть, можно сказать, что это наступление началось?
– Я считаю, что все, что сейчас происходит, это действительно наступление, но оно локальное и предыдущее… Оно и не закончилось, мы видим, что они атаковали еще с осени. Они нарастили резервы за счет выхода из правобережного херсонского плацдарма, там они фактически не имели успеха, когда опрокинули резервы. На тех направлениях, куда перекинули и начали наступление – это определенные активные действия по захвату наших территорий.
Но это не то, на что рассчитывала Россия. Они сейчас накапливают войска, и это будет глобальнее. Теперь они не могут вести полномасштабное наступление и использовать все свои возможности. Во-первых, они накапливают резервы, во-вторых, даже погода не дает им возможности, и в ближайшее время не даст эффективно использовать даже то оружие, которое есть.
Мы видели, что было под Угледаром, когда у них не было оперативного пространства, они превращаются в мишень, в том числе для нашей артиллерии. Для того чтобы наступать, нужно, чтобы было оперативное пространство, чтобы они могли разворачивать свои подразделения. Я думаю, что когда мы говорим о конце марта и середине апреля, мы говорим так не потому, что знаем точные даты наступления. Я уверен, что россияне тоже так примерно планируют, чтобы это было в этот период. Все знают, что в этот период земля начинает подсыхать и уже местность позволяет делать какие-нибудь маневры. Ты уже не зависим от каких-то дорог, которые мы простреливаем, не зависим от погоды.
Все же весной мы увидим более масштабные наступления с применением большего количества вооружения, техники. Противник рассчитывает на весеннюю кампанию, чтобы развернуться больше на Донецком и Запорожском направлениях.
– А по каким направлениям еще они хотят наступать? Донецкое…
– Они там пытаются создать условия для окружения наших войск.
– Котел?
– Да, для окружения и того, чтобы не зайти в городские бои, чтобы наши сами отошли. Они пытались сделать это еще в начале войны, но не получилось из-за недооценки противника.
Отвечая на ваш вопрос относительно направлений, они больше всего проявляют активность на Донецком направлении, потому что у них стоит задача достичь цели в этой войне – сухопутный коридор в Крым, захват Левобережья Украины. Они об этом не говорили, они это подают, будто так просто получилось в ходе «операции». Но они хотят какой-либо цели достичь – вот Донецкая, Луганская область. Параллельно это будет Запорожское и еще два направления, по нашему мнению, – вспомогательные удары в Сумской или Харьковской областях.
– Они на границах возле Сумской области что-то накопили?
– У них нет там сейчас сильных резервов, но для того, чтобы содержать наши войска и совершить определенные действия, там есть войска. Но накопление может произойти через неделю-две. Это то, о чем мы думаем, и то, что мы знаем. А как это будет – неизвестно, все может измениться каждый день.
– А не хотят ли россияне, например, уйти с левобережья Херсона снова на правый берег?
– Это, пожалуй, было с точки зрения военной логики, самое глупое, что они смогли бы сделать. Сначала отдать Херсон, встать за реку, взорвать мосты, а затем с многочисленным количеством жертв пытаться его взять. Ну, это в стиле, в принципе, России, но сейчас это выглядит очень маловероятно.
Нет никакой логики просто перейти на тот берег и взять Херсон. Они уже держали такой большой плацдарм, а мы им логистику обрезали. И это при наличии мостов, которые все-таки работали. Но сейчас, когда мостов нет, обеспечить группировку какими-нибудь понтонными переправами или паромами – это очень маловероятно и нереально в нынешних условиях.
– Сообщают о том, что россияне в Олешках уже боятся наступления ВСУ.
– Россияне такую угрозу понимают. Мы видим, что они подтянули технику, стоят наблюдательные пункты, дают информацию своей артиллерии, чтобы поразить нас с помощью артиллерии. Ну, мы практически делаем то же, у нас зеркальные действия. Но это логично, учитывая местность, где проходят боевые действия.
– Глава нашей разведки Кирилл Буданов остро реагирует на вопрос, почему мы не оставим Бахмут, целесообразно ли его содержать. Наши волонтеры туда ездят, говорят, что там горячо. Туда приехал Сырский, военные эксперты говорят, что будет решать целесообразность содержания. По вашему мнению, содержание Бахмута – это политическое или военное решение?
– Если честно, я вообще не помню, чтобы у нас принимали политические решения на войне, касающиеся поля боя. Это военная потребность, и мы понимаем, что, во-первых, Бахмут – наша территория, во-вторых, Бахмут еще не окружен. А если мы будем каждый город только при угрозе окружения сдавать – мы так многое можем отдать. Мы должны сражаться до конца и выжимать все, что можем.
Было много примеров, когда безысходная ситуация оборачивалась на нашу пользу. Мы понимаем, что от Бахмута зависят и другие населенные пункты, которые следуют за ним – Часов Яр, Краматорск, Славянск. И мы понимаем, что сдача Бахмута перенесет ближе эти боевые действия и все равно драться придется. Не будет такого, что отдали Бахмут и все, на этом война закончилась, будем отдыхать. Нет, бои будут продолжены.
Я уверен, что это военное решение, и наши командиры знают. Я со многими военными общаюсь разного уровня, мысль разделилась, но именно военная мысль. Кто говорит – давайте отойдем на более выгодные позиции, а кто говорит, как некоторые наши руководители – наоборот сейчас хорошо, мы на этом участке можем нанести максимальные потери и продвигаться дальше. Это военное решение.
– Мы их там тоже сильно истощаем.
– Конечно, город мы контролируем, на подступах работаем. Возникают вопросы эффективности именно военной, военных действий – артиллерии, авиации. Это уже исключительно дело командиров. А если говорить, политическое или не политическое – таких решений не помню. Это россияне работают с точки зрения политики и пытаются что-нибудь взять любыми силами, чтобы что-то «продать» своим гражданам.
– А кем сейчас воюет Россия? Это мобилизованные, кадровики, «Вагнер»? У них остались опытные, профессиональные бригады?
– Есть разные бригады, например, которые были уничтожены нашими войсками. Они были доукомплектованы частично. В чем у них плюс? К началу войны у нас было 255 тысяч в армии, из них 215 тысяч военных, я думаю, ударная компонента у нас была тысяч 100 примерно. Россияне к нам зашли около 200 тысяч армии, но при этом у них армия – почти миллион. Регулярная армия сражается лучше, чем мобилизованная – это профессиональные, мотивированные солдаты, особенно специальные подразделения – десант, морская пехота.
Россияне несут потери, но у них есть возможность пополняться частично мобилизованными, так же они могут менять мобилизованных, отправлять их на границы с Китаем, например, а оттуда брать регулярные войска, пополнять ими части и пускать их в бой. И это говорит о том, что они могут позволить себе взять более подготовленных солдат благодаря такой рокировке, а мы знаем, что они ее проводят, чтобы иметь преимущество в обученных кадрах. Проводить сложные наступательные операции с неподготовленными солдатами очень сложно, россияне знают это.
У них есть такая возможность, но действительно много мобилизованных. По нашим данным, 340 тысяч на нашей территории – это только регулярная армия, отдельно «Вагнер». Мы знаем, что большая часть – это все же регулярная, при том что мы уничтожили много. Плюс раненые – у них большие потери, через некоторое время они уже не сильно смогут восполнять профессиональными военными, тогда они полностью перейдут на мобилизованные кадры.
– Что касается нашего наступления ВСУ, на каких направлениях оно возможно?
– Я не буду прогнозировать. То, что я вижу – нам нужно сейчас остановить врага, который на нас давит, потому что мы сейчас говорим все о контрнаступлении в то время, когда враг потихоньку нас потесняет на Восточном направлении, преобладает в количестве, в количестве техники, оттесняет наших солдат.
